Камчатка – это прежде всего база атомного подводного флота в Вилючинске и военные аэродромы. И примерно треть, а может, и больше, всей российской рыбы. Причем обороноспособность косвенно зависит от уловов. Доходная часть бюджета Камчатского края на 80% так или иначе связана с минтаем, лососем, крабами
Понятно, что военных финансируют из федерального бюджета. Но они и особенно их жены и дети живут все-таки не в полной изоляции от проблем острова.
От материка рыбаки и военные отделены горами, отсутствием железной и автомобильной дорог. Так что Камчатка – полуостров только теоретически. А практически здесь живут оторванно – на всем привезенном морем и небом. Поэтому литр автомобильного топлива, например, стоит на 10 рублей дороже, чем в Москве. Со всеми вытекающими последствиями.
Недавно президент Дмитрий Медведев, побывав на Камчатке, обратил внимание на вопиющее несоответствие между величием здешней природы и ущербностью почти всего, что сделано руками человека. Но дело не в руках, а в деньгах. А точнее – в их отсутствии.
На вопрос «Где же деньги?» на Камчатке знают как минимум три ответа. Во-первых, они у браконьеров. По самым скромным подсчетам, незаконная добыча морепродуктов достигает 30% от легального объема. Но это – в среднем. Камчатского краба флибустьеры многие годы ловили, судя по японскому рынку, впятеро больше, чем легальные рыбаки. И втрое больше, чем можно было без ущерба для популяции. В результате за 10 лет численность деликатесного гада сократилась в 10 же раз.
Пополнялись при этом только бюджеты браконьерских семей, которые давно уже обитают в Австралии, Японии и США.
В этом году на Камчатке впервые рыбопромысловые участки на лососевых реках распределили на 20 лет, а не на год, как раньше. Те, кто их получил, сразу стали проявлять заботу о речках и гонять «бракош». Иначе лет через десять ловить на участках будет уже нечего.
И тут же последовал рыночный результат: красной рыбы на рынке стало меньше и она заметно подорожала. Значит, налогов в казне будет чуть больше.
Второй ответ на вопрос про деньги кроется в том, что 85% рыбных богатств России сосредоточено на Дальнем Востоке, а 85% едоков живут на Западе. Едоки из Японии, Кореи и Китая гораздо ближе. Тем более что платят азиатские бизнесмены за рыбу хоть и не больше, чем наши, но зато сразу, а не после реализации. В результате, как утверждает президент Ассоциации добытчиков минтая Герман Зверев, в прошлом году на российский берег было продано всего 270 тысяч тонн из 800 тысяч тонн минтаевого улова.
В результате на нашей рыбе нищие рыбацкие деревушки в соседних с нами странах превратились в цветущие города. А в наших прибрежных регионах нет работы, нет налогов, нет перспектив.
С начала следующего года закон обяжет рыбаков доставлять всю рыбу на российский берег, а не тащить на экспорт прямо из моря. Но Камчатка от этого богаче не станет. Потому что есть и третий ответ на сакраментальный вопрос о деньгах. Половину потребительской цены того же минтая кладут себе в карман розничные торговцы на материке. Крупным оптовикам достаются крохи, железнодорожники тоже вынуждены умерить свой аппетит. И рыбакам достается немного – в Авачинской бухте килограмм селедки стоит 12 рублей, минтая – 30–35 рублей, горбуши и кеты – 50 рублей.
Если сравнить с ценами московских и питерских прилавков, становится понятно, почему магазины в городах-миллионниках выглядят так красиво и богато, а стратегически гораздо более важная для страны Камчатка – убого. Если не считать вулканов, гейзеров и белых круизных теплоходов, на которых западных туристов привозят в Петропавловск посмотреть, как красива земля, доставшаяся нам от предков. И как мало мы ценим это наше стратегическое преимущество.
